Последние годы стали периодом бурного взлета активности молодежных организаций, деятельность которых повлияла и на изменение молодежной политики в России. По мнению петербургского политолога Андрея Щербака, не стоит связывать активность прогосударственных молодежных организаций только с угрозой для власти «оранжевой революции». Изменения в молодежной политике носили более глубинный характер, для ее понимания необходимо рассмотреть мотивацию участия в молодежных организациях, понять отношение молодежи к участию в таких организациях.
Андрей Щербак пытается рассматривать происходящие в молодежной политике процессы с позиции неокорпоративизма, при этом находя в них ряд позитивных элементов для развития сектора НКО в России.

Указом Президента РФ Дмитрия Медведева 2009 год объявлен в России Годом Молодежи.  Всюду появились разноцветные постеры, информирующие россиян об этом событии. Для субъектов молодежной политики это ключевое событие последних лет.

Однако, возникает вопрос, как трактовать такой поворот руководства страны к проблемам молодежи? Рассматривать его как очередную бюрократическую аппаратную выдумку чиновников для освоения средств, или как нечто более важное?

Несмотря на кажущуюся простоту первого варианта ответа, не все так очевидно. Для понимания сути происходящих перемен в молодежной политике, а также – что более важно – для осознания важности данного сегмента общественной жизни в развитии третьего сектора, стоит детально рассмотреть те перемены, которые произошли в сегменте молодежной политики, молодежных общественных организаций в последние годы.

Большинство комментариев, которые касаются молодежной политики и молодежных общественных движений, носят довольно поверхностный характер. Либо это иронично-сатиричные отзывы о прокремлевских молодежных движениях («посмотрите, какую глупость они еще раз выкинули»), либо сочувственные комментарии об участниках «маршей несогласных». Возможно, наиболее проработанной темой является движение скинхедов. В общем, можно сказать, что данная тематика находится на периферии анализа деятельности НКО. На наш взгляд, совершенно незаслуженно.

Советский пролог

Молодежная политика советского периода была крайне проста. Все молодые люди и девушки, начиная с самого раннего возраста, в обязательном порядке становились членами единственных прогосударственных молодежных объединений. Причем отказ (как родителей, так и самостоятельный) был редчайшим исключением и нес за собой явные и неявные санкции. Объяснялось такое положение вещей стремлением авторитарного режима контролировать процесс политической социализации и выращивать «нового человека», т.е. во главу угла ставились функции политического контроля, идеологической обработки и социализации. Такая система строилась на понятии коллективизма: молодой человек едва ли мог проявлять свои индивидуальные способности вне единого, контролируемого государством, коллектива. Нельзя сказать, что у такой системы совершенно не было достоинств. Наряду с феноменами типа Павлика Морозова (в соответствии с культивируемым мифом, донесшего на своего отца во имя идеологических установок), были и довольно успешные попытки создания добровольческого движения («тимуровцы»). Молодежь поощрялась к занятию спортом, научным и техническим творчеством, поощрялось чтение книг, туризм, стремление к романтическим приключениям и ударному труду. Особо счастливые (либо по происхождению, либо по заслугам) могли попасть в элитные детские лагеря «Орленок» и «Артек», которые, по видимому, соответствовали самым высоким стандартам того времени. Отношение к ВЛКСМ у позднесоветских комсомольцев было довольно утилитарным: хочешь делать карьеру, становись активистом ВЛКСМ. Романтики мало, утилитаризма много. Тем не менее, поколение современных российских управленцев сделало свою карьеру благодаря комсомолу и до сих пор ему благодарно.

Безусловно, система, основанная на монопольном доминировании государства в области молодежной политики, не могла со временем не деградировать и утратить свои сильные стороны. Современные советские молодые люди начинали крайне скептически относиться к системе контроля молодежи, в столичных городах еще с 1950-х годов стали появляться неформальные объединения музыкантов, литераторов, спортсменов, которые не принимали господствующую систему. С началом Перестройки произошел последний всплеск активности государственной молодежной политики: инициированные дебаты о реформировании комсомола и пионерии, хоть и были бурными, но закончились ничем. Защитников у ВЛКСМ оказалось явно не больше, чем у КПСС, и в 1991 году этот период молодежной политики закончился.

От коллективизма к индивидуализму

1990-е годы принесли совершенно новый взгляд на молодежную политику, или вернее на то, как надо относиться к молодежи. Во главу угла были поставлены принципы полного отказа от коллективизма, активного государственного контроля и участия в делах молодежи. Фактически молодежь была предоставлена самой себе, более того, часто реформаторы идеологически делали ставку на молодых. Если взрослая и пожилая часть общества представлялась как «слишком советская», слишком консервативная и поэтому не способная осознать в полной мере ценность реформ, то именно молодежь, идеологически неангажированная и готовая к переменам и трудностям, должна была полностью насладиться плодами реформ.

Во главу угла был поставлен активный, целеустремленный, предприимчивый, во всех смыслах современный молодой человек, который не просит помощи у государства (потому что он в ней не нуждается), в каком-то смысле его даже не замечает. Он/ она сам/сама всего добьется, без чьей-либо помощи, все себе заработает, главное ему не мешать. Безусловная ценность – индивидуальный успех. Естественно, в таких условиях необходимость в каких-то «государственных» молодежных организациях, равно как и в глубоко проработанной молодежной политике отпала. Грубо говоря, герои Айн Рэнд не нуждаются ни в государстве, ни в чьей-то компании.

На региональном уровне, органы по делам молодежи, молодежные учреждения, как правило, сохранились, однако, внимание к ним властей было несерьезным – и на уровне финансирования, и на уровне требований к содержанию работы. Экономический спад 1990-х годов к тому же резко снизил возможности властей по финансовой поддержке молодежных инициатив. На регулярное бюджетное финансирование могли претендовать лишь единицы, до какого-то момента такая форма поддержки как гранты на реализацию проектов были мало распространены.

Важной чертой молодежной политики стало появление в России представительств молодежных зарубежных организаций самого разного толка – скаутских, религиозных, лидерских, экологических, политических и др.  Они принесли новые формы работы, новые идеи. Кроме того, что немаловажно, 1990-е годы дали доступ российским молодежным организациям к зарубежному финансированию. В отсутствие стабильных внутренних дотаций для многих организаций это явилось ключевым источником развития и существования.

Едва ли можно сказать, что в 1990-е годы политические партии и движения серьезно относились к поддержке своих молодых сторонников. Вложения в развитие молодежных отделений политических партий носили случайный характер (большинство партий в эти годы, надо сказать, сами носили случайный характер), на региональном уровне то же самое можно сказать и о попытках региональных лидеров создавать свои политические молодежные движения. Политика в 1990-е годы была делом «взрослых», и молодежные движения в ней были на третьестепенных ролях [1].

2000-е годы: молодежь и неокорпоротивизм?

Ситуация стала постепенно меняться в начале 2000-х годов. Появление организации «Идущие вместе» фактически стало началом новой эпохи в государственной молодежной политике. Новыми были и масштаб организации, который охватывал полстраны, и ее численность, и откровенно прогосударственная ориентированность, и внимание СМИ. Характер ее деятельности – массовые публичные акции, часто на грани фола, как правило, носившие ярко выраженный общественно-политический характер, тоже были новинкой для молодежной политики.

По всей видимости, «Идущие вместе» не имели больших проблем с финансированием. Наверное, со времен советских демонстраций российские города не видели таких мероприятий.
Стоит отметить, что мотивация участников этого движения не совсем ясна. На фоне множества разговоров о стимулировании бесплатным доступом в Интернет, походами в кино и бассейн, равно как и другими «клубными благами», тем не менее, проявлялись и другие факторы – социальная работа, идеологическая работа, образование, получение навыков управления большими коллективами, установление социальных связей. Однако, «Идущие вместе» в большинстве случаев больше походили на большую неидеологизированную тусовку, которая едва ли имела четкую структуру, мотивацию участников, дальнейшие цели развития.

Все кардинально изменилось примерно в 2004-2005 годах. В российской политике, в т.ч. и молодежной, произошли существенные изменения. От модели плюрализма, которым описывались отношения между государством и третьим сектором, произошел переход к модели неокорпоративизма [2]. В сфере молодежной политики это означало следующее.

Во-первых, стал наиболее очевиден отход на официальном уровне от принципов либерализма (может как причина, а может и как следствие поражения правых на выборах в Думу в 2003). Принципы индивидуализма, когда во главу угла ставится индивидуальный успех, стали вновь замещаться принципами коллективизма. Возможно, и ради удобства контроля, возможно, на волне отрицания политического и идеологического наследия 1990-х. Консолидация элит при Путине легитимировала лозунг «Команды решают все». Вместо ценности индивида одиночки на сцену вышли ценности слаженных опытных команд. Один в поле не воин. 

Во-вторых, огромным шоком для правящей элиты стала «оранжевая революция» на Украине. Новая волна «бархатных революций» в пост-коммунистических странах показала, что против организованных оппозиционных молодежных движений власти бессильны. Несколько недель протестов молодых активистов смогут при удачном раскладе смести правящий режим. Игнорировать это обстоятельство, на фоне активизации молодежных движений как правого, как националистического, так и левого толка Кремль просто не мог. Можно было все свалить на происки «вашингтонского обкома», однако, не заняться вплотную молодежной политикой уже было нельзя.

В-третьих, одним из итогов экономического спада 1990-х годов оказалась ситуация хронического недоинвестирования. Причем не только в материальную сферу – производство, инфраструктуру, транспорт и т.д., но и в человеческий капитал. Падение рождаемости, утечка мозгов, упадок социальной сферы во многих, особенно нестоличных городах явно грозило уже в ближайшем будущем кризисом смены поколений. С одной стороны, либерализация общественной жизни давала среднестатистическому молодому человеку много возможностей – свободу творчества, самовыражения, получение новых знаний, возможность начать свое дело, общение с внешним миром. С другой стороны, государство либо отказывалось от многих социальных гарантий (образование, досуг, спорт, поддержка талантов, развитие личных качеств и др.), либо начинало осуществлять их в виде коммерческой услуги, предоставив молодых людей самих себе и своим родителям. В том случае, если обстоятельства позволяли семьям инвестировать в социальный капитал своих детей, то качество человеческого капитала оказывалось выше, чем в советский период; но если не позволяли – то явно ниже. Иными словами, государство сократило инвестиции в человеческий капитал молодежи. За исключением случаев, когда эти инвестиции смогли восполнить иные агенты, мы имеем ситуацию недоинвестирования. Если не вкладывать в развитие молодежи, то получается недоразвитая молодежь. Если не заниматься постоянно воспитанием лидеров, поддержкой изобретателей, поощрением предпринимателей, работой с талантами, выращиванием спортсменов – то их будет мало. С точки зрения государственной политики, если не вкладывать в модернизацию молодежной политики, то модернизация будет гораздо проблематичнее.  

Ответом власти на эти обстоятельства было создание в 2005 году массовых молодежных общественных организаций – МДАД «Наши» и чуть позже «Молодой гвардии «Единой России» (МГЕР). Организации открыли представительства в большинстве российских регионов. Визитными карточками стали многотысячные акции, как правило, в Москве. Например, «Наши» провели в Москве 4 мая 2005 года акцию «НАША ПОБЕДА», в которой приняло участие по разным данным от 50 до 80 тысяч человек. 17 декабря 2006 года - акцию «Возвращённый праздник», в которой участвовали более 70 тысяч человек. Они поздравляли ветеранов с Новым годом и вручали им подарки, собранные или сделанные собственными руками. Другие акции «Наших» были не менее массовыми. Кроме того, эта организация прославилась весьма провокационными акциями, среди которых были и преследование британского посла, и борьба против сноса «Бронзового солдата» в Эстонии и др. 

Практически одновременно с появлением «Наших» и МГЕР стали создаваться более активные молодежные отделения политических партий (молодежное «Яблоко», «ДА!», молодежный союз «За Родину!», «Энергия жизни» при РПЖ, «Оборона» и др.), региональные массовые молодежные организации («Гражданская смена», «Россия молодая», «Местные», «Новые люди», патриотический клуб «Рамзан» и др.).

Как объяснить такой разительный контраст: несколько лет назад участие молодежи в общественных организациях было довольно скромным, теперь молодежные организации стали неотъемлемой частью российского политического ландшафта? Самый простой ответ – принудительная административная мобилизация молодежи – оказывается и самым примитивным. Мобилизация может быть эффективна только на короткий срок – заставить пойти на выборы, возможно, на разовые акции, но не в долгосрочной перспективе. Кроме того, «мобилизуется», как правило, довольно пассивная часть молодежи – те, кто не способен избежать давления или противостоять ему. Активные и амбициозные молодые люди, без которых существование и развитие организаций едва ли возможно, не останутся в этих проектах. В действительности ситуация представляется гораздо более комплексной.

Объясняя феномен

На наш взгляд, нужно учитывать несколько факторов: специфика «места и времени», мотивация участия в молодежной организации, возросшую технологичность молодежных организаций.

Специфика «места и времени». В какой-то мере прокремлевские молодежные организации оказались успешными: если рассматривать их с точки зрения контекста 2005-06 гг. Это сейчас понятно, что угроза «оранжевой революции» в России оказалась мифической, в 2005-06 гг. ситуация часто воспринималась иначе. Против реализации такого сценария сыграло много факторов, но одним из них стала и деятельность «Наших» и МГЕР. Они первыми пришли в российские регионы (часто довольно депрессивные) и стали строить свои социальные сети; они первыми пришли в аудитории вузов с целью предложить вступить в их организацию; они первыми донесли правильность именно их позиции. В итоге они смогли первыми «захватить» нейтральную, политически неопределившуюся молодежь в свои ряды; им досталось большинство самых толковых активистов. Оппозиционные молодежные организации уже добирали остатки, в основном идеологически выдержанных активистов, но не факт, что самых активных.

До прихода «вербовщиков» из Центра молодежь мало кого интересовала, в молодежных рядах скопилось немало толковых активистов, которым часто некуда было податься и некуда деть свою энергию. В крупных столичных городах, конечно, нет проблем с выбором досуга, социальной сети по интересам; очевидно, что и возможностей там больше. В небольших городах, хоть и областных центрах, таких вариантов и возможностей гораздо меньше. В этой связи неудивительно, что для многих молодых людей участие во всероссийских молодежных организациях стало своеобразным канализированием невостребованной энергии. Недоинвестирование молодежной политики создало искусственную ситуацию завышенного спроса на участие в молодежных организациях.

Мотивация участия. Лидеры молодежных организаций, рекрутируя новых членов, вынуждены работать с мотивацией участия в них, им нужно ответить на простой вопрос потенциальных участников «а зачем мне это нужно?» Материальная составляющая в молодежных организациях едва ли может быть доминирующей, хотя в условиях крайне обильного финансирования (что бывает нечасто) она тоже важна. Как правило, имеет место нематериальная мотивация. Она, как правило, состоит в следующих моментах:

- налаживание горизонтальных и вертикальных связей. Участники всероссийских молодежных организаций имеют возможности как частых встреч со сверстниками из других регионов, так и налаживания контактов с представителями власти, бизнеса, экспертного сообщества, СМИ и т.д. Иными словами, это особый вид туризма и путешествий

- обретение лидерских и управленческих навыков. За редкими исключениями, молодые люди в процессе получения образования, начала работы находятся на нижних ступенях социальных управленческих иерархий: им дают указания, они им подчиняются. В рамках же молодежных движений молодые люди получают возможности возглавить иерархии и сами давать указания, т.е. получать управленческий опыт

- образование. Как правило, большинство молодежных движений и организаций включает в себя образовательные программы, причем часто бесплатные для участников. Это могут быть отдельные лекции, семинары, тренинги, часто характеризующиеся практической ориентированностью, узко профильной направленностью

- знакомства. Как ни банально звучит, для многих молодых людей и девушек участие в молодежных организациях – это еще один способ познакомиться и найти друзей, наравне с вузом, работой, клубами и т.д.

Возросшая технологичность. Основатели и лидеры общественных организаций уже строят свои организации на современных принципах. Организации, построенные исключительно на харизме лидеров или на нелимитированном финансировании, уже исключение. При том, что и то, и другое крайне важно, для выживании молодежной организации – равно как и многим другим – необходимы современные подходы к управлению организацией. Лидеры и активисты молодежных движений привыкают к постоянной потребности повышать свои навыки в области менеджмента, управления проектами, фандрайзинга, искусства переговоров и презентации, рекрутирования сторонников и выстраивания коалиций с потенциальными партнерами.

Учитывая эти факторы, можно прийти к выводу, что административная мобилизация не является главным фактором для участия в современных массовых молодежных организациях.

Третий сектор и много новых комсомолов

Молодежные организации и движения, появившиеся при поддержке властей в середине 2000-х, развивали бурную общественную и проектную деятельность. Надо принимать во внимание, что они не действовали в безвоздушном пространстве. Часто им приходилось выстраивать свою систему отношений с местными органами по делам молодежи (Комитеты по делам молодежи – КДМ). Есть основания полагать, что эффективность использования средств молодежными организациями и проектами была более высокой, чем у КДМ-ов. Однако молодежные организации в большей степени зависят от социально-экономической ситуации в стране. В условиях кризиса, если у КДМ-ов финансирование сокращается, то у молодежных организаций оно может и прекращаться.

К Году Молодежи многие организации накопили своеобразный социальный капитал и понимание типичных для НКО проблем. Это и рекрутирование участников, и работа с их мотивацией, и поиск стабильного финансирования, и изучение правовой базы деятельности НКО, и опыт проведения масштабных мероприятий, и установления контактов с другими участниками работы в сферах их интересов. Причем Центр едва ли мог (или желал) решить все эти проблемы. Разовое использование административного ресурса не решало проблем каждодневного общения с бюрократическими структурами, контролирующими функционирование НКО. «Заслуги», связанные с деятельностью, направленной на предотвращение «оранжевой революции», мало интересовали органы по делам молодежи, если молодежные НКО не могли предложить интересных актуальных проектов и не принимали правил игры в сфере НКО. Фактически получилась ситуация, когда государство способствовало появлению лояльных массовых молодежных организаций, которые после периода бурного старта утратили часть поддержки из центра и начали заявлять о своих интересах государству, стремясь одновременно вписываться в основные тренды. Возможно, это шаг к некоторой автономии данных организаций.

Центр уже, похоже, в меньшей степени заинтересован в политической мобилизации лояльной молодежи, его больше интересует встраивание молодежи в процессы, имеющие отношения государственной политики. Так, «Росмолодежь» выступила организатором проведения в декабре 2008 года первого Российского молодежного инновационного конвента. Организация лагеря «Селигер» вышла из-под контроля движения «Наши»; заявлено, что его программа в 2009 году ориентирована на поощрение молодежного предпринимательства, развитие инноваций, лидерство, волонтерство, туризм, толерантность и др. 

Это соотносится и с интересами участников – едва ли активистам молодежных организаторов интересно быть вечными «флагомахателями». Если молодежные организации не предоставляют достаточного количества стимулов своим участникам, то они будут терять ценные кадры. С другой стороны, участникам интересны те организации, которые могут им предоставить траекторию роста внутри организации. Для большинства участников молодежных организаций подход к участию в них вполне утилитарен. Молодые люди редко вступают в данные организации, исходя из осознанных идеологических причин, либо потому что их принудили вступить туда. Они надеются, что членство и активная деятельность в данных организациях позволит им получить вполне осязаемые блага – горизонтальную и вертикальную мобильность, ценные связи, знакомства, опыт общественной деятельности, развитие личных качеств, образование, а возможно и дальнейшее трудоустройство. Вместо одного «комсомола» получается несколько, часто конкурирующих «комсомолов».

Организация по типу «комсомола» едва ли тождественна идеалу автономной НКО. Однако едва ли стоит рассматривать комсомол как противника автономной НКО, скорее это конкурент НКО  - за участников, ресурсы, идеи. Появление таких молодежных организаций, отвечающих запросам как государства, так и части молодежи, свидетельствует о развитие сектора НКО в сторону корпоратистской модели. Государство предпочитает общаться с крупными, лояльными молодежными организациями, поддерживая их, но, тем не менее, требуя за эту поддержку не только лояльности, но и эффективности.
Появление таких организаций имеет положительные стороны для развития гражданского общества в России. Благодаря им многие тысячи и десятки тысяч молодых людей получили опыт общественной деятельности, познакомились с навыками проектной работы, получили профессиональные знания, встроились в новые социальные сети. Развитие третьего сектора не является главной целью молодежных организаций, но по факту оказывается одним из побочных эффектов. Вопрос в том, насколько эти организации захотят быть автономными в своей деятельности в рамках корпоратистской модели отношений государства и НКО в России.

Появление единой общероссийской молодежной организации советского типа едва ли возможно по ряду причин. Во-первых, значительная часть молодежи всегда придерживалась и придерживается нонконформистских взглядов. Во-вторых, конкуренция между «комсомолами», как на федеральном, так и на региональном уровне слишком сильна, чтобы всех их влить в одну организацию. Если недавний демарш Президента Башкортостана М.Рахимова показал, что и на уровне «Единой России» у Центра нет возможности утвердить свое монопольное влияние, то на уровне молодежных организаций (который, очевидно, менее существенен) попытка «зачистить поляну» будет еще более проблематичной. 

 [1] См. также: Пётр Быстров. Молодёжные общественные организации Санкт-Петербурга: роль на политической сцене (1986-1996);
Татьяна Щепанская. Антропология молодежного активизма и другие статьи в сборнике: Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга. Ред. В.В.Костюшев. СПб., 1999.

[2] Например, Зудин А. Неокорпоративизм в России? (Государство и бизнес при Владимире Путине)// Pro et Contra • Т. 6,  № 4, Осень 2001. С.171-198; О неокорпоративизме: Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №2. С. 14-22.

Андрей Николаевич Щербак, р. 1977, историк, политолог, кандидат политических наук. Живет в Петербурге.