См. на Когита.ру:

- Субъект-субъектная социология, или поворот к антропоцентризму

- Субъект-субъектная социология, или поворот к антропоцентризму. Продолжение 1

**

Из книги: Алексеев А.Н. Драматическая социология и сциологическая ауторефлексия. Том 4. СПб.: Норма, 2005

Содержание

Глава 23. Эпистемологические дебаты

23.1.   «Прорвался ли автор к сути?!» (фельетон о «Драматической социологии...») (авт. — В. Григорьев)

23.2.   Что такое «строгое исследование»? (авт. — А. Алексеев, Б. Беликов)

23.3.   Пределы компетенции дискурсивной социологии (авт. — В. Шубкин)

23.4.   Из истории идейной борьбы вокруг проблемы социального эксперимента (авт. — Р. Рывкина, А. Винокур)

23.5.   «Качественное знание — это своего рода маточный раствор...» (авт. — С. Белановский; А. Алексеев)

23.6.   «Case study» как исследовательская методология (авт. — В. Герчиков)

23.7.   Из болгарского энциклопедического словаря по социологии (авт. — Ст. Михайлов)

23.8.   «Скрытая камера» социолога

23.9.   На пороге экоантропоцентрической социологии (авт. — Т. Дридзе)

23.10. «Метод — не только путь, но и взгляд...» (авт. — Н. Козлова)

23.11. К вопросу о «нормальной» и «ненормальной» социологии

23.12. «Физика Логоса» и коммуникативная социология (авт. — С. Чесноков)

         23.12.1. И еще одна рецензия...

         23.12.2. Этика и наука

23.13. Введение в коммуникативную социокультурную биографику (авт. — Р. Ленчовский)

23.14. Оборона, которую считаю необходимой и достаточной

23.15. «Ключевым здесь является вопрос о жанре...» (авт. — Д. Равинский)

Ремарки:

Две «карьеры» (раздел 23.1); Кульминационный пункт памфлета (23.1); «Суди себя сам» (23.1); Суть и сущность (23.1); Ментальный конфликт «отцов» и «детей» (23.1); К вопросу о литературных, журналистских и научных жанрах (23.1); МОНОлогизм versus ПОЛИлогизм (23.1); Создатели автопортретов (23.1); ...и математика не исключает «нестрогость»! (23.2); Предрассудки «позитивной» науки (23.2); Обоснованность, надежность, экономичность, изящество (23.2); Каким быть дальнейшему научному движению? (23.2); Еще одно толкование «научной строгости»... (23.2); Мой «заочный» научный наставник (В. Н. Шубкин) (23.3); Дорого то, что сказано вовремя... (23.3); Социальный эксперимент = исследование + управление? (23.4); Живко Ошавков и Анатолий Давыдов (23.7); К вопросу о профессиональной этике (23.8); Дридзевские чтения (23.9); За «рефлексивную социологию» (Г. Саганенко) (23.9); Коллажи жизни (23.10); Внутриличностный конфликт интерпретатора с протоколистом (23.10); Вспомним М. Гефтера (23.10); «Субъект-объектная» и «субъект-субъектная» социологии (23.11); О физике Логоса (С. Чесноков) (23.12); Не только учебная версия... (23.13)

Приложения к главе 23

П.23.1.   Собеседование теории с реальностью (А. Ухтомский) (авт. — А. Ухтомский)

П.23.2.   Личностная самоотдача как преодоление дизъюнкции между субъективным и объективным (М. Полани) (авт. — А. Грицанов; В. Лекторский; М. Полани)

П.23.3.   «Из тупика на коронную дорогу интегральной социологии и психологии...» (П. Сорокин) (авт. — П. Сорокин; Н. Серов)

П.23.4.   Из истории гуманистической (интерпретативной) социологии

П.23.4.1.    Первая школа качественных исследований в социологии (авт. — В. Семенова)

П.23.4.2.    «Границы социологического познания пролегают там, где кончается интерес или изобретательность социолога...» (авт. — М. Филипсон; П. Филмер; Х. Абельс; В. Семенова)

П.23.5.   О драматургической социологии (И. Гофман) (авт. — Х. Абельс; А. Ковалев)

П.23.6.   О социологической интервенции (А. Турен) (авт. — А. Турен)

П.23.7.   «Истории жизни» и перспектива пробуждения социологии (авт. — Д. Берто)

П.23.8.   «Рутина», «события» и «загадка жизни»

(авт. — В. Голофаст)

П.23.9.   Метод погружения (авт. — В. Павленко)

П.23.10. Гюнтер Вальраф — король анонимной «ролевой журналистики». Интермедия (авт. — М. Зоркая)

П.23.11. «Исповести» и «жизнемысли» Георгия Гачева (авт. — Г. Гачев)

П.23.12. Классическое, неклассическое и постнеклассическое социальное видение (авт. — В. Василькова)

Ремарки:

Движение мировой научной мысли (раздел П.23.3); Диспут между «интуитивистами» и «рационалистом» (П.23.3); «Прово-кативные» ситуации = «моделирующие» ситуации? (П.23.4); Сокрытая сторона жизни (П.23.8); Биографический метод и диалог (П.23.8); «...когда субъект случившееся с ним представляет как им инициированное, а условия, в которых ему приходится находиться, — как им созданные...» (П.23.9); Метод погружения как предельный случай включенного наблюдения (П.23.9); Погружение — диалог — постижение (П.23.9); Погружение как акт ответственности (П.23.9); Разведение или

соединение социальных ролей? (П.23.10); «Жизнемысли» и «мыследействия» (П.23.11); Социология — дальнозоркая либо близорукая... (П.23.12)

**      

Продолжение

<…>

23.5. «Качественное знание — это своего рода маточный раствор…»

Несколько вступительных слов

С Сергеем Александровичем Белановским мы познакомились в середине 80-х. В ту пору С. Б. занимался сбором глубинных интервью на темы производственной жизни. То есть предмет исследования — «человек в системе реальных производственных отношений» — у нас, по существу, совпадал, только методы были разные.[1]

Помню, С. Б. предлагал тогда и мне стать одним из его респондентов. Но я был больше склонен к писанию собственных «протоколов наблюдающего участия»…

С тех пор мы с Сергеем Белановским встречались, к сожалению, не часто. В начале 90-х мне случилось быть рецензентом рукописи его книги, посвященной качественным методам в социологии. Рукопись вызвала горячие споры в профессиональном сообществе… (Февраль 2001 — октябрь 2003).

Из книги С. Белановского «Методика и техника фокусированного интервью» (1993)

<…> Качественное знание — «… совокупность теоретических представлений ученого, касающихся исследуемых им проблем. В отличие от концепций, которые представляют собой более или менее завершенные логические конструкции, качественное знание включает в себя также большое количество недоработанных и не до конца отрефлексированных концептуальных представлений, не находящихся в логическом единстве друг с другом. Иными словами, качественное знание — это своего рода «маточный» раствор [выделено мною. — А. А.], из которого ученый в процессе своей работы выкристаллизовывает теории и концепции. Развитые концепции представляют предельную форму качественного знания, своего рода конечный продукт деятельности ученого. В процессе исследований концептуальные взгляды ученых развиваются, трансформируются и обновляются. Развитие концепции представляет собой процесс ее дедуктивного развертывания, включающий прослеживание все более отдаленных следствий, расширение охвата рассматриваемых явлений, и соединение данной концепции с другими концептуальными системами. Процесс развертывания концепции порождает проблемы сохранения логической совместимости ее составных частей, согласованности с другими концепциями и с наблюдаемыми явлениями. Накопление противоречий с течением времени должно повлечь за собой ответную реакцию в виде: а) приспособления концепции путем изменения частных ее элементов; б) трансформации концептуального «ядра», влекущей за собой крупные изменения в ее составных частях; в) радикальной замены концепции. В соответствии с этим качественная гносеологическая традиция рассматривает прогресс научного знания в виде не экстенсивного накопления изученных «фактов», а постоянного обновления концептуальных представлений. Эффективность развития науки определяется таким образом скоростью возникновения и внедрения в научное сознание «концептуальных инноваций». <…> В определенном отношении процесс развития науки может быть уподоблен процессу экономического развития, который со времен И. Шумпетера рассматривается не столько как экстенсивное развитие производства на базе существующих технологий, сколько как процесс внедрения экономически значимых инноваций. Следовательно, одна из наиболее значимых задач российской социальной науки заключается в освоении и использовании методического аппарата, способствующего эффективному преодолению концептуальной стагнации и ускоренному обновлению научного знания. <…>

(C. А. Белановский. Методика и техника фокусированного интервью. М.: Наука, 1993, с. 23-24)

* * *

Из отзыва на рукопись книги С. Белановского (1993)

Названная работа С. А. Белановского [«Методика и техника фокусированного интервью». — А. А.] представляется автору настоящего отзыва новаторской по замыслу и образцовой по исполнению. В ней отчетливо выделяются две части.

Одна, представленная первой главой и выполняющая роль расширенного теоретико-методологического введения, содержит принципиальную постановку вопроса о соотношении количественных и качественных методов, их взаимодополнительности в социальных исследованиях. В ней критически рассматривается сложившийся к настоящему времени в отечественной социологии перекос в сторону сциентистской, негуманитарной парадигмы социологического изыскания в ущерб так называемым мягким, гибким методам наблюдения и анализа. Критика резкая, порой нелицеприятная, но по сути обоснованная и справедливая, точно вскрывающая конкретно-исторические причины и собственнонаучные обстоятельства методологического кризиса, переживаемого нашей социологией. За исключением ряда давних работ В. Н. Шубкина, нескольких работ В. А. Ядова последнего времени, трудно найти в нашей социологии столь же основательную и бескомпромиссную социологическую самокритику.

Вторая часть работы С. А. Белановского (главы 2-5) представляет собой собственно учебно-методическое пособие для социологов, экономистов, социальных психологов, журналистов, как заявлено в подзаголовке книги. Здесь автор выступает преимущественно уже в качестве методиста, тонкого аналитика возможных аспектов подготовки, проведения и интерпретации результатов одного из эффективнейших методов эмпирической социологии, исключающего математическую обработку данных. Столь разносторонняя и филигранная проработка этой более частной, методической проблематики в российской социологии нам также неизвестна.

С. А. Белановский в своей книге выступает как методолог и методист отнюдь не умозрительного плана. Его личный многолетний богатейший опыт работы именно с методикой фокусированного интервью, в котором ему, на наш взгляд, удалось достичь подлинной виртуозности (см., например, опубликованные работы — «Производственные интервью», «Дедовщина в армии»), находит итоговое обобщение в данной книге.

<…> Автор настоящего отзыва относит себя к научным единомышленникам С. А. Белановского. Мои собственные поиски в области разработки и внедрения неколичественных методов в нашу социологию (исследование жизненных путей в 1970-х гг., фокусированные интервью «Ожидаете ли Вы перемен?» конца 1970-х — начала 1980-х гг., наблюдающее участие в конкретной социально-производственной ситуации и «экспериментальная социология» в 1980-х гг.) в основном исходят из тех же методологических принципов. Не могу не выразить глубокого удовлетворения тем, что эти принципы получили в книге С. А. Белановского столь глубокое осмысление, оригинальный синтез и адекватную систематизацию.

<…> Как стало недавно известно автору настоящего отзыва, рукопись книги С. А. Белановского, среди прочих откликов, встретила и резкое неприятие у некоторых ведущих специалистов в области методики и техники социологических исследований. Мне остается выразить на этот счет искреннее сожаление и даже недоумение. Возможно, этому отчасти способствовал полемический задор автора, его иногда подчеркнутая независимость суждений и «безоглядность» критики, впрочем, всегда остающейся в рамках научного спора. <…>

А. Алексеев, 25.01.93

(Цит. по: C. А. Белановский. Методика и техника фокусированного интервью. М.: Наука, 1993, с. 335-337)

23.6. «Case study» как исследовательская методология

Несколько вступительных слов

В начале 80-х социолог-рабочий намеревался написать статью: «Зачем нужны “отдельные случаи” социологу?». От исполнения замысла отвлекли драматические события вокруг своего собственного «случая». Статья осталась «в чернильнице».

Вроде бы не хватает такого раздела в составе этой книги… Но, по счастью, самому писать теперь уже не надо. Поскольку это — лучше, чем я мог бы сам! — сделано моим новосибирским коллегой и другом — специалистом в области промышленной социологии, докт. социол. наук Владимиром Исааковичем Герчиковым, который тоже обычно строит свои исследования на «отдельных случаях».

Ниже приводится (с небольшими сокращениями) одна глава из книги В. И. Герчикова, в соавторстве с С. Ю. Барсуковой. (Автор данного текста — В. Герчиков). (Декабрь 1999 — октябрь 2003).

Из книги С. Барсуковой и В. Герчикова «Приватизация и трудовые отношения: от единого и общего — к частному и разному» (1997)

«Case study» как исследовательская методология: почему мы выбрали этот подход

В буквальном смысле «case study» означает исследование случаев или событий, происходящих на каких-то объектах, с какими-то действующими лицами. Наиболее известен такой вид исследований в медицине, где к анализу истории болезни отдельных людей прибегают уже не одну сотню лет при столкновении с необычными ситуациями.

В социологии эти исследования начали развиваться с 20-х и 30-х годов XX столетия. Исследователи Чикагской школы (США), признанные лидеры в этом направлении, определяли «case study» как неколичественные исследования, делающие акцент на истории и контексте происходящих событий, избегающие обобщений и исходно ориентированные на понимание социальной жизни через представления действующих лиц (Stoeker R., 1991, p. 89).

Очевидно, что под это определение подпадает целая группа методов: биографический, исторический, наблюдение и даже эксперимент. Не случайно единого понимания сущностных характеристик метода «case study» нет не только в отечественной социологии, где его использование пока относительно мало, но и в западной науке, где он давно стал одним из самых применяемых методов социологических исследований. Так, Дж. Митчелл определяет «case study» как

«…детальное рассмотрение события или серии взаимосвязанных событий, которые по мнению исследователя представляют определенные теоретические принципы» (Mitchell J. 1983, pp. 191-192).

Р. Йин описывает его как эмпирическое исследование, которое изучает существующее явление с его реальным жизненным контекстом, когда границы между явлением и контекстом не столь очевидны, и в котором используются для доказательства многообразные средства (Yin R., 1984, p. 23). Г. Беккер отметил, что этот вид исследований неотделим от использования мнений и оценок участников изучаемых событий (Becker H., 1968), а Р. Стоекер подчеркивает, что

«…термин “case study” нужно зарезервировать за теми исследовательскими проектами, которые дают целостное объяснение динамики за определенный исторический период конкретного социального объекта» (Stoeker R., 1991, pp. 97-98).

Поэтому наиболее оправданной нам представляется точка зрения Дж. Платт, которая считает «case study» более не методом в принятом в социологии смысле, а исследовательским подходом, не столько предлагающим какую-то специфическую методику, технику научной работы, сколько накладывающим определенные ограничения на методы сбора информации (Platt J., 1988). Не случайно Р. Уолкер отнес «case study» к группе качественных исследований, в которых преимущественно используются глубокие интервью, групповые интервью, описания событий их участниками, проективные техники и другие методы (Walker R., 1985, pp. 4-7).

Но согласившись, что «case study» представляет собой углубленное исследование некоторого явления с его реальным контекстом и на материалах ограниченного числа объектов наблюдения, мы должны определить «case» (случай) не просто как некоторый конкретный объект, единицу наблюдения, а как один из вариантов эмпирической реализации изучаемого явления, как воплощение одного из теоретических конструктов, с помощью которых исследователь распознает, описывает, анализирует свой предмет. Из такого понимания вполне однозначно следует и ответ на вопрос, сколько и каких объектов нужно отбирать для некоторого конкретного исследования: каждый из объектов должен демонстрировать какой-то вариант реализации изучаемого предмета, а все вместе они должны по возможности покрывать все вероятные варианты.

Отметим характерные особенности, которыми обладают исследования «case study», частично вытекающие из приведенных выше определений. При этом мы постараемся не только отмечать и кратко аргументировать те или иные характеристики подхода, но и показывать (насколько это окажется в наших силах), как можно использовать достоинства «case study» и как ослабить его недостатки. Начнем с тех свойств, которые вполне определенно можно считать преимуществами данного подхода, обеспечивающими его достаточно широкое использование в мировой социологии.

— Ограниченное количество эмпирических объектов дает исследователю возможность более глубокого проникновения в изучаемую частную проблему, чтобы лучше выявить ее сущность и предложить как новые теоретические задачи, так и способы обобщения отдельных случаев на более широкую реальность. Поскольку каждый случай рассматривается как конкретная реализация изучаемой сущности, исследователь и получает принципиальное право на такое обобщение (Burawoy M., 1979, p. XV).

— Эвристический характер «case study» делает его незаменимым при изучении слабо определенных явлений, по которым у исследователя нет достаточных знаний для априорного построения развернутой теоретической схемы объекта. А именно с такой ситуацией сталкивается социолог при анализе любого процесса или явления, происходящего в современный период кардинальных изменений всех сфер общественной жизни России. Используя характерные для «case study» методы проведения свободных и перекрестных интервью, рассматривая разностороннюю фактическую информацию, исследователь получает возможность ориентироваться в происходящих процессах и собрать необходимую для анализа информацию.

— Поскольку «case study» исходно нацелен на изучение какой-то проблемы во всем ее окружении, он весьма эффективен для выявления причинной зависимости происходящих изменений и событий от широкого круга многообразных факторов:

«…Вопросы “как?” и “почему?” обладают наибольшей объяснительной способностью и ведут к преимущественному использованию в исследованиях исторического и экспериментального методов, а также “case study”, ибо вопросы такого типа требуют скорее прослеживания операциональных связей во времени, чем просто анализа частот или направления» (Yin R., 1984, p. 18).

— Следующее важное преимущество подхода — его исходная динамическая ориентация, ибо постоянное наблюдение за одним или несколькими объектами позволяет исследователю изучать не только набор, номенклатуру происходящих событий и изменений, но и их последовательность во времени. Это дает возможность не только лучше понять происходящее, но и предложить конкретные меры по разрешению изучаемой проблемы:

«…Когда мы узнаем достаточно о динамике в каком-то конкретном случае, мы можем “предписывать лечение”, основанное на наших предположениях о влиянии каких-то специфических воздействий на ситуацию» (Stoeker, 1991, p. 102).

Одним из значимых аспектов методологии «case study», позволяющим точнее зафиксировать именно динамику происходящих изменений, является возможность интервьюирования одних и тех же людей (участников событий, происходящих на объекте исследования) на протяжении длительного периода времени.

— Еще более важной является уникальная для данного подхода возможность получать ответы на вопрос, почему некоторое событие, ожидаемое его участниками и исследователем (согласно теоретическим представлениям последнего), не произошло. Такие факты вполне правомочно трактовать как исключения, объяснительная способность которых для лучшего понимания общих явлений и прогнозирования дальнейшего развития событий на конкретных объектах, как известно, более велика, чем у фактов, подтверждающих известные общие тенденции (Mitchell J., 1983, pp. 203-204).

— Особенность многих экономических и социальных явлений, происходящих в настоящее время в России, — закрытость информации о них для стороннего наблюдателя. Исследователь, работающий в рамках подхода «case study», может рассчитывать на получение закрытой информации, так как, во-первых, периодическое неформальное общение с одними и теми же людьми обеспечивает исследователю получение у них определенного доверия (они на практике убеждаются, что информация, которую они сообщили исследователю, не была использована им во вред); во-вторых, существует возможность сопоставления мнений разных лиц по одному и тому же вопросу.

— Поскольку (как мы уже отмечали выше вслед за Дж. Платт) «case study» скорее не метод, а подход, он практически не ограничивает собственно методическую свободу исследователя:

«…В рамках этого подхода мы можем исследовать, опрашивать, наблюдать, участвовать, читать, изучать архивы, рыться в мусоре и даже считать» (Stoeker R., 1991. p. 98).

Отметим теперь те свойства «case study», которые являются предметом особо частых дискуссий, ибо их примерно с равными основаниями можно считать как преимуществами, так и недостатками подхода.

Первое. Ограниченность объектной области позволяет пользоваться только достаточно обобщенными теоретическими схемами. В самом деле: чем более детальны наши априорные теоретические соображения, тем больше вероятность, что на ограниченном числе объектов существенная часть этих деталей не подтвердится (не будет обнаружена). Поэтому в методологии «case study» требуется разумное сочетание теоретической и эмпирической («полевой») исследовательской работы. С одной стороны, теория определяет ограничения на выбор объектов наблюдения и изучаемые в исследовании вопросы, но с другой — слишком большой упор на теорию мешает исследователю обнаруживать новые факты и строить на них новое знание, препятствует проявлению скрытых от данной теории сущностей:

«…Нужно понимать, что общие теории предопределяют обобщенные процессы в разной степени, и мы можем показать, в какой. Но мы обнаружим также, что только некоторые из обобщенных процессов истинны, и тогда начнем объяснять “необъяснимые отклонения”и перестраивать теорию» (Stoeker R., 1991, p. 105).

Второе. Принципиальная затрудненность обобщений. Очевидно, что каждый изучаемый случай уникален и обладает собственной историей, конкретным сочетанием действующих факторов и последовательностью происходящих событий, что затрудняет сравнение особенностей разных случаев и проведение обобщений. Однако, если исследователь отбирал случаи так, как мы определили это выше, если он постоянно соотносит свои теоретические построения с наблюдаемыми событиями, то возможность сравнения между собой различных случаев становится вполне реальной. Тем более, что в методологии «case study» дополнительные основания для сравнений возникают из имманентного этому подходу причинного анализа последовательности событий, происходящих в каждом из исследуемых случаев.

Третье. Глубокая включенность, а зачастую и прямое вмешательство исследователя в объект и в последовательность наблюдаемых событий. Это часто рассматривается критиками «case study» как один из серьезных негативов, так как предопределяет большое влияние исследователя на результаты его деятельности и не создает необходимой научной дистанции между теорией и эмпирической работой (Becker H. S., 1968; Bromley, 1986). Но это качество «case study» можно сделать и его преимуществом (Selltiz, 1966, p. 64), тем более, что

«…слишком стараясь быть “объективным”, мы пропускаем существенную и ценную информацию» (Stoeker R., 1991, p. 96).

Четвертое. Активное вовлечение в исследование действующих лиц изучаемых событий. Достаточно очевидное негативное следствие такого вовлечения — пристрастность участников событий, а потому искаженность получаемых от них описаний и оценок. Но, с другой стороны, действующие лица могут и сообщить исследователю не только факты, но и собственные версии объяснения происходящих событий, и дать свою оценку объяснениям, которые предлагает исследователь. Кроме того, такая вовлеченность помогает и  участникам событий «…лучше понять контекст своих действий, природу возникающих социальных проблем и вероятные последствия бездействия, в чем они по большей части нуждаются» (Beauregard R., 1988, p. 54).

Что же касается непреднамеренного искажения информации активными участниками рассматриваемых событий, то этот недостаток может быть в значительной мере исправлен, если наряду с ними опрашивать и тех, кто не был включен в ситуацию, а также людей, занимающих разные позиции в изучаемом сообществе (объекте) (Selltiz, 1966, pp. 63-64).

Вместе с тем у «case study» есть и ряд свойств, которые с большой определенностью можно считать именно недостатками, а потому для своей нейтрализации они требуют дополнительного и специального внимания от исследователя.

Во-первых, это фактическая невозможность одновременного изучения большого числа случаев (объектов). Но тогда закономерен вопрос: будут ли репрезентативны результаты, полученные на основе малочисленной выборки? Очевидно, что они не могут претендовать на репрезентативность в региональном, отраслевом или институциональном смысле — для обеспечения такой представительности нескольких случаев явно недостаточно. Что же касается содержательной, предметной репрезентативности, то ее в рамках данной методологии можно почти всегда обеспечить, если полностью использовать описанные выше возможности и выбрать для исследования именно те случаи, которые представляют все основные варианты изучаемого явления или процесса. <…>

Тем не менее, для обеспечения представительности получаемых результатов в общепринятом в социологии смысле нужно выйти за пределы методологии «case study» и провести дополнительное (и гораздо более масштабное по числу объектов) исследование с анализом статистических данных и использованием различных методов массового опроса. Но в этом случае задача массового исследования резко cужается: сущность происходящих процессов исследователю уже ясна и нужно только оценить степень распространенности известных вариантов в требуемой области социальной действительности (в рамках какой-то территориальной, отраслевой или другой социальной общности).

Во-вторых, информация, получаемая в ходе глубоких и слабо структурированных интервью с ограниченным числом респондентов, практически недоступна для количественной обработки и наиболее часто используемых в социологии методов математического анализа. Исследователю, работающему в рамках этой методологии, приходится отказываться от попытки сколько-нибудь точных измерений всякого рода зависимых и независимых переменных, характеризующих изучаемый процесс или явление.

В-третьих, в роли интервьюера в таком исследовании может выступать только сам исследователь, поскольку и детальные теоретические представления об изучаемом явлении или процессе, и перечень задаваемых вопросов, и номенклатура собираемой информации, и набор и последовательность методических приемов и процедур в ходе исследования все время меняются (развиваются). Поэтому для получения качественных результатов особую значимость приобретает квалификация исследователя, а также необходимость подробной и постоянной фиксации всего исследовательского процесса.

Конечно, вполне реально проведение такого исследования не одним человеком, а некоторой «исследовательской командой», особенно если <…> изучается одновременно несколько объектов. Но это всегда должна быть именно команда, а не просто некая группа специалистов, и для обеспечения единства подхода и действий ее участников необходимо предпринимать специальные меры: регулярно обсуждать ход работы и получаемые результаты; организовывать перекрестное участие одних членов команды в исследованиях, проводимых другими; проводить взаимное рецензирование отчетов и пр.

В-четвертых, по сравнению с массовыми опросами, в «case study» резко возрастает также роль и значимость респондента. В самом деле: в массовых опросах респонденты являются статистическими представителями изучаемой социальной общности (объекта), а потому основная забота исследователя состоит в том, чтобы при отборе респондентов обеспечить требуемый уровень репрезентативности этой общности. В «case study» принципиально иная ситуация. Здесь основной респондент — это непосредственный и хорошо информированный участник происходящих событий — в английском языке для них используется термин «key informant» (ключевой, основной информатор). Но число таких людей часто очень невелико, и возможность замены одного из них другим минимальна. Поэтому от исследователя требуется особая настойчивость для достижения контакта с нужными людьми и принятие специальных мер для получения и удержания их полного доверия.

В уже упоминавшейся выше книге Зеллтица и его коллег (Selltiz C., 1966, pp. 61-62) подчеркивается полезность изучения в обследуемых общностях новичков и непохожих (strangers): их необычные реакции и оценки, удивления или смущения могут обратить внимание исследователя на те моменты жизни сообщества, с которыми постоянные его члены полностью сжились и уже просто не замечают. Почти так же интересны, по мнению этих авторов, различные маргинальные, девиантные, изолированные группы, а также те, кто совершает переход из одной культуры в другую, например, иммигранты, пытающиеся освоиться в новой для себя стране, научные работники, ставшие продавцами, и т. п.

И, наконец, «case study», как и любое другое исследование, затрагивающее предысторию каких-либо событий, базируется на ретроспективных сведениях (что неминуемо усиливает их искажение) и использует их произвольную интерпретацию. В значительной мере этот недостаток можно уменьшить использованием перекрестных опросов участников событий (причем, как уже отмечалось выше, опрашивать надо людей, чьи интересы в этом событии были различны), но полностью его элиминировать не удастся.

В целом же, соотнося рассмотренные выше достоинства и недостатки подхода, мы вполне согласны с мнением, что

«…case study — наилучший путь, которым мы можем усовершенствовать теорию и получить ее эффективные приложения к сложным ситуациям» (Stoeker R., 1991, p. 109).

Отметим в заключение особую эффективность метода «case study» в обучении. Дж. Платт подчеркивает, что использование материалов этих исследований в учебной практике:

— помогает определить абстрактные понятия (концепции);

— дает конкретные иллюстрации для этих понятий;

— помогает аудитории запомнить приводимые примеры, ибо богатство описываемых в них деталей служит для этого хорошим мнемоническим инструментом;

— возбуждает заинтересованность аудитории и расширяет ее опыт, демонстрируя слушателям людей и места, с которыми они иначе вряд ли бы ознакомились;

— представляет информацию в более наглядной и интересной форме, чем это можно было бы сделать по результатам количественных исследований (Platt J., 1988, p. 5). <…>

Литература

1. Beauregard R. A. In the Absence of Practice: The Locality Research Debate // Antipod, 1989, Vol. 20.

2. Beker H. S. Social Observation and Social Case Studies / Sills D. (ed.). International Encyclopedia of Social Sciences. Vol. II. Macmillan and Free Press, 1968.

3. Bromley D. B. The Case-Study Method in Psychology and Related Disciplines. John Wiley and Sons, 1986.

4.  Burawoy M. Manifactoring Consent; Changes in Labor Process Under Monopoly Capitalism. Chicago: University of Chicago Press, 1979.

5. Mitchell H. Case and Situation Analysis // The Sociologial Review. 1983, № 1.

6. Platt J. What Can Case Studies Do? // Studies in Qualitative Methodology, 1988, № 1.

7. Selltiz C. et al. Research Methods in Social Relations. Holt, Rinehart and Winston, 1966.

8. Stoeker R. Evaluation and Rethinking the Case Study / The Sociologial Review. 1991, Vol. 39, № 1.

9. Walker R. An Introduction to Applied Qualitative Research / Walker R. (ed.). Applied Qualitative Research, Gower Publishing Company Ltd, 1985.

10. Yin R. K. Case Study Research: Design and Methods. Beverly Hills: Sage, 1984.

(С. Ю. Барсукова, В. И. Герчиков. Приватизация и трудовые отношения: от единого и общего — к частному и разному. Новосибирск: ИЭиОПП, 1997, с. 11-18)[2]

23.7. Из болгарского энциклопедического словаря по социологии

[Ниже — извлечения из болгарского академического энциклопедического словаря по социологии: Енциклопедичен речник по социология. / Общ. науч. ръко-водство и редакция — Ст. Михайлов. София: «М-8-М» Михаил Мирчев, 1997.

Автор приводимых здесь статей — чл.-корр. Болгарской академии наук, проф. Стоян Михайлов. Перевод — автора настоящей книги.[3]  — А. А.]

<…> Наблюдение. — Конкретный метод регистрации фактов в ЭСИ [эмпирическое социологическое исследование. — А. А.], при котором источником информации является поведение исследуемого лица. В таком случае анкетер[4]непосредственно, иногда с помощью аппаратуры, наблюдает поступки, явления, процессы и на основе своих впечатлений фиксирует ответы в вопроснике. Н. может применяться при изучении только сегодняшних, но не минувших или будущих событий. Исследование документов, использование кино- и телевизионных съемок не есть Н. Другое дело, что в некоторых случаях оказывается целесообразным записывать то, что говорит исследуемое лицо, — с помощью соответствующей техники или вести съемку его поступков.

Возможности охвата наблюдением ограничены. С помощью Н. нельзя обследовать большое количество лиц — нужно слишком много анкетеров [наблюдателей. — А. А.]. Н. эффективно, когда ведется в течение достаточно продолжительного времени, что позволяет впечатлениям об исследуемом лице, о деятельности соответствующей институции и т. д. стать полнее, избежать случайных искажений. Эта ограниченность Н. вступает в противоречие с требованием представительности информации.

Как правило, Н. в ЭСИ является полевым, а не лабораторным. В зависимости от программы и методики исследования, предварительно определяется, какие объекты подлежат наблюдению, в течение какого времени, в какие дни и часы, как они будут распределены между анкетерами и т. д. Устанавливается, как будут записываться впечатления — в присутствии исследуемого лица или после, будет ли вестись магнитофонная запись, съемка и т. д. По каждому сеансу Н. составляется протокол, в котором записываются впечатления. Если Н. является тайным, записи выполняются сразу после сеанса.

В некоторых случаях действия исследуемого лица могут сниматься скрытой камерой, его разговоры могут записываться — без осведомления его об этом. Тут возникают этические проблемы, связанные с анонимностью.

Н. может проводиться и без участия анкетера в наблюдаемой деятельности. Главное преимущество Н. с таким участием (включенное наблюдение) состоит в преодолении ограниченности пассивной регистрации, поскольку дает возможность воспринять и лучше почувствовать всю гамму переживаний, сопровождающую наблюдаемую деятельность и соответствующие социальные формы и механизмы, глубже проникнуть во внутренний мир исследуемого лица. В случае, если анкетер не имеет возможности сам осуществлять Н. в качестве участника соответствующей деятельности, он может привлечь к этому кого-либо из реальных членов наблюдаемого коллектива, в качестве своего «корреспондента», но это чревато как снижением достоверности, так и осложнениями этического характера.

Н. бывает явным или тайным, в зависимости от того, известно ли исследуемому лицу, что его наблюдают. При явном Н. есть опасность [определенным образом. — А. А.] настроить исследуемое лицо, при том, что последнее может этого даже не осознавать. Поэтому предпочтительнее тайное Н., особенно если оно участвующее. При тайном Н. существенным является способ введения анкетера в новую среду. Такое введение должно быть непринужденным, а это лучше достигается с помощью людей, занимающих более высокое положение в иерархии, или же неформальных лидеров. Этические проблемы в Н. решаются при строгом соблюдении принципа анонимности [наблюдаемых лиц. — А. А.], обязательного для всякого ЭСИ.

Н. может быть однократным, проводимым в течение определенного срока или многократным, панельным. Предпочтительным является сочетание Н. с другими методами регистрации фактов, во-первых, поскольку не все поддается Н. и, во-вторых, поскольку и здесь существует опасность субъективных искажений в восприятии и оценках.

***

<…> Эксперимент, социологический. — Метод установления возможностей, особенностей, эффективности некоторой новой формы общественной деятельности, общественных отношений, которая вносит определенные изменения в отдельный элемент или в целостную <…> общественную систему. Чем сложнее становится общество, чем более разнообразны интересы личности, тем более необходима предварительная экспериментальная проверка нововведений в общественной жизни. Э. с. затрагивает или имеет в виду некоторую социологическую систему или взаимосвязь.

Э. с. может рассматриваться как специфическое ЭСИ. Все научные требования, предъявляемые к подготовке ЭСИ, действительны и для Э. с. В этом смысле Э. с. является особым, синтетическим методом исследования. В программу Э. с. включается прежде всего теоретическая модель новой социальной формы, которая подлежит экспериментальной проверке. Эта модель дополняется темой и задачами Э. с. При Э. с. могут использоваться все конкретные методы регистрации фактов.

Методика регистрации фактов при Э. с. имеет особое значение. Она должна преодолеть сопротивление рутинных сил, которые не заинтересованы в новой социальной форме, подлежащей экспериментальной проверке, и потому часто стремятся исказить результаты Э. с. Кроме того, анкетеры [наблюдатели. — А. А.] не должны быть заинтересованы в тех или иных результатах эксперимента, чтобы информация о нем была объективной.

***

<…> Анкета, косвенная. — Конкретный синтетический метод регистрации фактов, при котором элементарные, отдельные методы регистрации используются как его специфические элементы. Разработан в качестве метода в Болгарии при подготовке ЭСИ религиозности (1962) под руководством Живко Ошавкова.

При А. к. вопросник пополняется самим анкетером. Предпочтительно, чтобы анкетер был знаком с исследуемым лицом и хотя бы частично с его окружением. Используются все источники информации. При установлении несоответствий между отдельными источниками информации по данному вопросу анкеты, наводятся дополнительные справки либо посредством нового разговора с исследуемым лицом и людьми из его окружения, либо путем изыскания новых документов, либо путем новых наблюдений за поведением исследуемого лица. Ни один документ, ни один разговор, вообще — ни один источник информации не должен приниматься анкетером абсолютно. При А. к. анкетер является своего рода исследователем.

А. к. имеет преимущества перед прямой анкетой, благодаря разнообразию источников информации и возможности проверить всякий ответ, равно как и избежать уклонения от ответа на некоторые вопросы. А. к. сходно с интервью, поскольку и в этом случае ответы записываются анкетером. Однако в случае интервью это осуществляется исключительно на основе разговора с исследуемым лицом, т. е. источником информации оказывается только самосознание последнего. Соответственно, А. к. имеет преимущества и перед остальными элементарными методами регистрации.

Итак, А. к. отличается от других методов двумя главными обстоятельствами: во-первых, здесь используются все источники информации и, во-вторых, это есть специфический синтез остальных методов регистрации. Как правило, в случае А. к. ответ на один и тот же вопрос извлекается из различных источников информации и с помощью различных элементарных методов, которые взаимно дополняют и контролируют друг друга. Имеет значение и последовательность использования разных источников информации.

При А. к. количество вопросов может быть неограниченным. Они могут затрагивать все существенные моменты и аспекты общественной жизни и личности. А. к. позволяет найти ответ на все вопросы и проверить правдивость ответов. Поэтому она обеспечивает не только высокую достоверность, но и необходимую представительность информации.

К недостаткам А. к. относится то, что она требует сложной и трудоемкой организации и значительное большее количество анкетеров и научных руководителей, и, соответственно, является более дорогостоящей.

(Енциклопедичен речник по социология. Второ издание. София: «М-8-М» Михаил Мирчев, 1997, с. 278, 123, 29)

Ремарка: Живко Ошавков и Анатолий Давыдов.

Характерным примером применения метода «косвенной анкеты» является опыт сельского учителя, краеведа и правозащитника А. Давыдова (см. ранее, в томе 2 настоящей книги: приложение 3 к части 2), относящийся к началу 70-х гг. Будучи «социологом-любителем», Анатолий Васильевич Давыдов профессиональной терминологией не пользовался и «изобрел» этот метод, разумеется, независимо от Живко Ошавкова. (Июль 2000).